– Я изменюсь! – прохрипел я.

– И чтобы никаких фокусов! – предупредила Висс, извлекая из соседнего пространства изящный смертоносный клинок. – Это твой меч духа. Мне очень не хочется пускать его в ход, но в случае чего я это сделаю. Мне хватит мастерства ослабить тебя, не убивая.

Я кивнул.

– Никаких фокусов.

Они не оставили мне ни малейшего шанса. Парализующее заклятие было ослаблено ровно до такой степени, чтобы я смог направить ци и изменить облик. И все это время Висс держала меч у моего горла.

Как только я принял тот самый человеческий облик, которым пользовался для визитов к Ли Пяо, меня снова парализовали. По Шианг перелил свое варево в шприц и всадил иглу мне в руку. Меня тут же охватили головокружение и тошнота, и я перестал понимать, что происходит вокруг. Я смутно, словно сквозь туман, видел, что делают мои враги, но не понимал смысла их действий. Я чувствовал, что становлюсь все слабее.

В конце концов я провалился во тьму и обрадовался ей, как избавлению от страданий.

Первым, что я ощутил, придя в себя, был больничный запах, резкий и едкий. Потом я понял, что не могу двигаться. Я лежал на спине, и меня опутывали разнообразные ремни. Через некоторое время мне пришло в голову, что стоит, пожалуй, открыть глаза.

Я обнаружил, что нахожусь в белой квадратной комнатке. Одну из стен украшал безвкусный пейзаж, выполненный в пастельных тонах. Насколько я мог разобрать в своем вынужденно расслабленном состоянии, кровать, на которой я лежал, тоже была совершенно белой. Судя по всему, я был один, но, кроме ремней, меня опутывали еще и тонкие проводники, а они тянулись к какому-то равномерно попискивающему следящему прибору.

Я решил вести себя тихо, пока у меня не прояснится в голове. Если я сейчас переполошу местный персонал – а я явно находился в психушке, как мне и пообещал Тувун, – сюда непременно кто-нибудь придет. И несомненно накачает меня наркотиками, чтобы заставить снова уснуть.

Нечто подобное случилось с одним парнем в романе, который мне как-то довелось прочитать. Враги засунули его в частную лечебницу и велели тамошнему персоналу держать его в одурманенном состоянии. Но оказалось, что тот тип обладал сверхчеловеческой силой и способностью ее восстанавливать и потому вырвался на волю. А мне теперь до него далеко…

Почувствовав себя немного лучше, я попытался поднять свое тело в воздух. Безуспешно. Затем я последовательно попробовал пустить в ход заклинания огня, бури, превращения в камень и простейшей смены облика. Результат остался прежним. Под конец я, тихо поскуливая, попытался порвать ремни. И снова никакого результата. Если, конечно, не считать того, что мои труды каким-то образом привлекли внимание медиков. Несмотря на все мои протесты, мне снова сделали укол, и я уснул.

Я пребывал в заключении примерно с неделю, если не больше. Мне было позволено передвигаться в пределах комнаты, но и только. Здешний персонал называл меня Харви. Мельком заглянув в свою медицинскую карточку, я узнал, что якобы полностью меня зовут Харви Вонг. К счастью, через некоторое время мне хотя бы удалось убедить их звать меня просто Харв, а то мне все казалось, что обращаются к кому-то другому.

Отчаяние сделалось моим постоянным спутником. Я пытался представить, что сейчас происходит в Конг Ши Дже. Почему Висс приняла сторону богов? Чего она надеется этим добиться? Доступа в Изначальное измерение? И чем она должна за это заплатить?

Иногда отчаяние ненадолго отпускало меня, сменяясь ненавистью. Но легче от этого не становилось. Я привык в подобных случаях поступать, как мне заблагорассудится. А испытывать подобный гнев, пребывая в тюрьме человеческого тела, отягченной к тому же ремнями и наркотиками, – нет, это было еще хуже отчаяния.

И в тот день, когда мне в окно постучался какой-то старик, я понял, что нахожусь на грани безумия.

За окном вечерело. Даже если бы окно не было таким манящим, но совершенно бесперспективным путем к бегству, я все равно избегал бы его, поскольку все, что в него было видно с моего двенадцатого этажа, – это большая асфальтированная автостоянка.

Я расхаживал мимо окна взад-вперед, не глядя в его сторону. Сперва я даже не обратил внимание на постукивание, приняв его за стук дождевых капель. И лишь когда это постукивание приобрело осмысленный ритм – «стрижем-бреем!» – я поднял глаза.

За окном парил худощавый старик. Матовое стекло искажало его черты, но я видел, что старик радостно улыбается. Сперва я признал белозубую улыбку. Потом развевающуюся бороду, кустистые брови… Ли Пяо!

Я вылупился на него, разинув рот. Меня немного удивляло – с чего вдруг мое безумие приняло именно такую форму?

– Привет, Ли Пяо! – окликнул я.

Ли Пяо прижал палец к губам. Я послушно умолк, а старик снова принялся барабанить по окну. На этот раз я понял, что он изучает стекло. Я слегка заволновался и посмотрел на часы. До следующего обхода оставалось по крайней мере двадцать минут – а может, и тридцать, если я не стану напоминать персоналу о своем существовании.

Я все еще был убежден, что схожу с ума, но это безумие было самым занимательным событием за все то время, что я провел в этой лечебнице. Благодаря своим ежедневным походам в душ я знал, что большинство пациентов целыми днями стоят у окна и смотрят наружу. Точно так же поступил теперь и я – скорее из обычного любопытства, чем из осознанного стремления заслонить окно, чтобы от двери не было видно, что происходит за стеклом.

Теперь в руках у Ли Пяо появилось нечто красное и светящееся. Должно быть, небольшая паяльная лампа. Она оказалась неимоверно горячей – настолько горячей, что прорезала стекло вместе со впаянной в него сеткой. Сигнализации тут не было – какая сигнализация на двенадцатом этаже? Ли Пяо вырезал фрагмент стекла и, просунув руку сквозь решетку, выдавил этот кусок.

– Сколько осталось до обхода? – сразу же спросил он. Я снова взглянул на часы.

– Пятнадцать минут. Или десять. Или двадцать пять.

– Ну что ж, мы можем успеть, если вы мне поможете, – сказал Ли Пяо. – Берите лампу и вырезайте такую дыру, чтобы вы могли в нее пролезть. А решетку можно будет отпереть отсюда – здесь подумали о пожарной безопасности.

Я послушно взял лампу и принялся резать окно, припоминая, как пользовался подобными инструментами при работе со стеклом. Звяканье металла сообщило мне, что Ли Пяо трудится над замком решетки.

Теперь, когда часть стекла была удалена, я увидел, что Ли Пяо не висит на веревке и не стоит на лестнице, как я сперва предполагал. Внезапно до моего затуманенного рассудка дошло: он попросту летает!

Первой моей реакцией, как ни странно, оказалась зависть. Но я ее подавил. Ли Пяо был мокрым, как мышь. Несмотря на хорошо подогнанную водонепроницаемую одежду, старого китайца била дрожь. А руки у него тряслись настолько сильно, что Ли Пяо никак не мог справиться со ржавым замком.

– Как вы меня нашли?

– Потом расскажу, – пообещал Ли Пяо. – Можете вы выбраться сквозь это отверстие? Я кивнул.

– Думаю, да.

Я передал лампу Ли Пяо и уже начал было взбираться на подоконник, но тут мне вспомнилась одна неприятная подробность. Я же не могу летать – сейчас не могу! А падать с двенадцатого этажа высоковато, пожалуй.

– А как я спущусь? – поинтересовался я. Ли Пяо сунул лампу куда-то в складки одежды вместе с отмычкой, которой он открывал замок решетки.

– Я вас отнесу, – сказал он. – Боюсь, лететь с двойной ношей я не смогу, но надеюсь, что смогу контролировать спуск.

Чего я за собой никогда не замечал, так это недостатка храбрости. Хотя победой над Чахолдруданом я во многом был обязан чистейшему везению, я не боялся сражений. Точно так же я никогда не боялся встать лицом к лицу со своими врагами. Но теперь, когда оказалось, что мне придется доверить свою жизнь, сколь бы жалкой она ни стала, трясущимся от изнеможения рукам слабого старика, я дрогнул.

Ли Пяо распахнул объятия.